Вернись из полета [сборник 1979, худож. С. Л. Аристокесова] - Наталья Федоровна Кравцова

— Так сразу?

— Ну да.

— Вот здорово! А я никогда-никогда не пробовала…

Решение ввести на По-2 парашюты было правильным. В самом деле — почему до сих пор мы летали без парашютов? Непонятно.

Парашюты — это хорошо! Правильно! Но когда в порядке тренировки нас заставили сделать по одному-два прыжка, то, нужно сказать прямо, энтузиастов нашлось не так уж много. В основном это были те, кто никогда раньше не прыгал. Просто им было любопытно.

Других же как-то не очень тянуло прыгать ни с того ни с сего. Вот если возникнет необходимость, тогда другое дело… Я и раньше слышала, что летчики не любят прыгать с парашютом просто ради прыжков, из спортивного интереса. Возможно, потому, что летчику психологически трудно расстаться в воздухе с самолетом, покинуть его.

В самом деле, у меня не было никакого желания на высоте семьсот — восемьсот метров вылезать на крыло и зачем-то шагать в пустоту. И я каким-то образом сумела благополучно избежать прыжков.

Впрочем, еще до войны, когда я училась в десятом классе и одновременно в аэроклубе, мне приходилось прыгать с самолета. Первый раз меня унесло ветром далеко-далеко. Я тогда не умела управлять парашютом, чтобы приземлиться там, где мне нужно. Нашли меня где-то во ржи, за рекой, в стороне от аэродрома.

Весила я маловато. И помню, когда прыгала с парашютной вышки, то спускалась так медленно, что кто-то из стоявших в очереди парней не выдержал и крикнул, задрав кверху голову:

— Эй, ты! А поскорее нельзя?

Потом тот же нетерпеливый парень подпрыгнул, ухватил меня за ноги и потянул вниз.

Почему-то в то время я прыгала с удовольствием.

Задание — доставить боеприпасы

Небольшой прусский городок примыкает вплотную к железной дороге. Мы поселились в просторном доме с множеством комнат. Рассказывают, что здесь была школа разведчиц. Действительно, в нескольких комнатах стоят деревянные койки с матрацами. В библиотеке много политической литературы, особенно на русском языке. Маркс, Ленин, история Коммунистической партии…

В городке еще свежи следы наступления. Вчера здесь прошли наши танки и пехота. Городок совершенно пуст, ни одного жителя. Двери покинутых домов распахнуты, окна разбиты. Кое-где лежат убитые.

В стороне от городка — имение. Вокруг главного здания разбросаны группами мелкие постройки. В загородке надрывно ревут недоеные коровы…

Весь день с короткими перерывами идет снег.

Вечером отправляемся на полеты. Идем, еле волоча ноги: снег сырой, липнет к унтам. Дороги к аэродрому нет. Да, собственно, и аэродрома-то нет. Обыкновенное поле, на котором расчищена довольно узкая взлетно-посадочная полоса.

Наши По-2 переведены с колес на лыжи. Еще ни разу на фронте нам не приходилось летать с лыжами: две зимы мы воевали на юге. А я и вовсе никогда не пробовала взлетать или садиться на самолете, оборудованном лыжами, и поэтому ощущала некоторую неуверенность.

В этот день, собираясь на полеты, я старалась делать все так, как делала вчера, позавчера. И ничего по-другому. Так было спокойнее, хотя некоторое чувство тревоги все-таки оставалось…

Сегодня боевая задача — доставить боеприпасы группе наших войск, которая оказалась отрезанной от основных сил. Наступая, эта группа вырвалась далеко вперед. Боеприпасы у них подходили к концу.

Погода нам явно не благоприятствует. Валит густой снег. Временами он прекращается, из-за туч выскальзывает месяц.

Меня назначили разведчиком погоды. Я должна определить, можно ли пройти к цели. Если можно, то дойти до нее и выполнить задание: сбросить ящики с боеприпасами в строго определенное место.

Бершанская сказала, подозвав нас с Ниной:

— Задание важное. Люди сидят без патронов. Если через полчаса не вернетесь, значит, буду считать, что к цели пробиться можно. Начну выпускать остальные самолеты.

Перед полетом у меня кошки скребли на сердце: смогу ли взлететь на лыжах? Ведь в первый раз, да к тому же на каждом крыле — по четыре тяжелых ящика.

Самолет долго скользил по снежному полю, но так и не оторвался. Вернее, просто я не сумела его оторвать от земли. Рассердившись на себя (в душе я чувствовала, что так и будет), я зарулила назад и снова начала взлет. Теперь у меня уже был некоторый опыт. Набрав достаточную скорость, я поддернула ручку управления посильнее — и самолет оказался в воздухе.

И вот мы летим. Нина вертится в кабине, что-то проверяя, прилаживая. Ящики с патронами связаны системой веревок, концы которых находятся в кабине штурмана. Система, прямо сказать, ненадежная, и, видимо, Нина сомневается, сработает ли она как следует.

Сначала Нина не говорит мне о своих сомнениях. Но потом не выдерживает:

— Знаешь, Наташа, по-моему, они не упадут.

— Кто?

— Да ящики эти. Тут все запуталось.

— Подожди, надо еще долететь.

Под нами проплывает прусская земля. И как-то особенно остро чувствуешь, что она чужая. Совсем чужая. Мрачно темнеют лесные массивы. Враждебно притаились внизу села, хутора. С темными дорогами, расходящимися в разные стороны, они напоминают черных пауков.

Снова пошел снег. Некоторое время мы летим вслепую. Видимости никакой. Мелькает мысль: а не повернуть ли назад? Но я знаю: снег — это временно, облачность не сплошная. Значит, можно пробиться.

И действительно, вскоре мы выскакиваем из полосы снега. Впереди в форме подковы темнеет лесок — мы летим точно по маршруту. Дальше — развилка реки, за большой излучиной — наши. Они нас ждут! Им нужны патроны.

Внезапно ровный гул мотора прерывается. Короткие хлопки… перебои… Высота уменьшается… Сердце екнуло: неужели садиться?

Я двигаю рычагами. Подкачиваю бензин шприцем. Только бы не заглох мотор… Вытянуть бы…

Самолет планирует, теряя высоту. Мотор фыркает и — умолкает… Неужели совсем?! Снова короткое фырканье… Ну, миленький, давай, давай! Не подведи!

Постепенно он «забирает». Я прислушиваюсь: работает нормально. Видимо, в бензопровод попало немного воды.

Летим дальше. Низко нависла облачность. Сейчас опять пойдет снег. Успеем ли?

Наконец под нами река. Пересекаем развилку. На земле треугольник, выложенный из костров. Снизившись до ста метров, пролетаю над огнями. У костров на светлом снегу фигурки людей. Они машут руками, шапками. Я мигаю бортовыми огнями, приветствуя их.

— Приготовься, Нинок, буду заходить.

— Давай.

Спустившись еще ниже, я лечу немного правее костров на высоте двадцать — двадцать пять метров. Нина дергает систему веревок. Никакого результата: ящики преспокойно лежат на крыле.

Захожу еще раз — снова то же самое.

Черт возьми! Как же их сбросить? Приземлиться тут негде. Я еще раз внимательно просматриваю площадку. Нет, она совсем не пригодна для посадки: мала, изрезана оврагами, много деревьев.

— Что будем делать? — спрашиваю я.

— Заходи еще… Только сделай побольше круг.